В первом веке до нашей эры жил в Риме богач Меценат (между 74 и 64 — 8 гг. до н. э.). Он служил при дворе императора Августа, был умелым дипломатом и ловким политиком. Но, главное, Меценат был ценителем искусства и оказывал покровительство поэтам, художникам и артистам: помогал им деньгами, давал работу, приглашал на пиры. И именно этим обессмертил свое имя. Со временем меценатами стали называть всех богатых людей, помогающих искусству.
В России меценатство имеет давнюю традицию, уходящую корнями в глубь истории. Русские цари, князья и вельможи издавна покровительствовали строителям храмов и дворцов, живописцам-богомазам, составителям летописей и хроник, книгопечатникам и ученым.
Большое значение в истории русского меценатства имели преобразования Петра I. Богатые сподвижники царя - реформатора не только поддерживали русские таланты, но и знакомили соотечественников с достижениями западноевропейского искусства, науки, общественной мысли.
В городских дворцах и загородных "родовых гнездах" известнейших русских фамилий на протяжении нескольких поколений собирались высокохудожественные предметы декоративно-прикладного искусства, живописные полотна, скульптуры, формировались обширные библиотеки. Коллекции Шереметевых, Барятинских, Юсуповых, Мещерских, Белосельских-Белозерских, Тенишевых и других дворянских родов были знамениты на всю Европу.
Меценатство в России всегда имело одну важную особенность: поддерживали ли русские богачи отечественных художников или распространяли на родине достижения мировой культуры — действовали они в первую очередь на пользу Родины и Отечества. То есть заботились не только о великолепии собственного двора и благополучии художников, но и—прежде всего — об укреплении русского государства и русского национального духа. |
Развитие меценатства в России всегда было тесно связано с ростом национального самосознания. Однако массового характера меценатство не имело, да и не могло иметь, ведь это могли себе позволить лишь немногие богатые люди.
Это были яркие, выдающиеся личности. Их деятельность в искусстве и науке носила отпечаток их вкусов, пристрастий, характеров...
Поэтому мы можем смело сказать: история меценатства в России — это прежде всего история личностей, русских людей — выходцев из дворянства и купечества, посвятивших себя благородному делу. Вот почему нам так важно "вызвать из тьмы былого хотя бы некоторых из них: родовитых аристократов и нуворишей, изощрённых ценителей и дилетантов-самоучек, несших свет культуры и просветительства в Россию.
История русского меценатства знала два наиболее значительных излета. Первый был связан с ярким расцветом дворянского коллекционерства и собирательства художественных ценностей. Он охватывал, прежде всего, период со второй половины XVIII в. по первую половину XIX в., в особенности времена Екатерины II и Александра I. Второй, более значительный по своим масштабам и широте период был связан с купеческим меценатством и приходился на вторую половину XIX — начало ХХ в.
Имена "русских Медичи" — П. М. Третьякова, К. Т. Солдатенкова , П. И. Щукина, С. Й. Мамонтова, А. П. Бахрушина, С. Т. Морозова — были у всех на слуху. Это было время удивительного возрождения отечественного искусства, в чем-то действительно созвучного эпохе итальянского Ренессанса.
Расцвет дворянского меценатства приходится на "век Екатерины", век "просвещенного абсолютизма". Дворяне были тогда самым богатым сословием. В домах русской знати, которая зачастую не понимала ничего не только и классической, но и в родной, русской древности, не знала толку 8 живописи, можно было встретить редкостные коллекции. Здесь были и античные "мраморы", и древнерусские рукописи, и картины западноевропейских мастеров. "Можно подумать — писал английский путешественник Кларк, побывавший в России в последние годы XVIII в., — что русские богачи обобрали всю Европу для составления своих замечательных коллекций".
Царствование Екатерины II было ознаменовано еще и тем, что щедрые ее награды стали основой баснословных богатств многих семейств.
Сразу же после восшествия на престол государыня вознаградила наиболее заметных участников переворота 28 июня 1762 г., содействовавших ее воцарению. Были среди них братья Орловы, чьи богатства в первые годы царствования Екатерины возросли неимоверно. Самой яркой и заметной личностью среди пятерых братьев был Григорий Григорьевич Орлов (1734—1783) — граф, впоследствии светлейший князь.
В 1770 г. императрица пожаловала Григорию Орлову Гатчину, принадлежавшую ранее Петру III. На устройство имения были потрачены громадные средства, и вскоре весь Петербург заговорил о Гатчине как о чем-то невиданном, а приезжавшие в Россию иностранцы спешили взглянуть на чудо комфорта и роскоши.
Сама государыня называла Орлова гатчинским помещиком. В его имении знаменитый Растрелли выстроил роскошный дворец с башнями, а для разбивки парка были выписаны лучшие садовники Англии. Будучи неучем, Орлов любил потолковать о физике и астрономии, был основателем старейшего русского ученого общества (Вольного экономического).
Еще один "покровитель муз" екатерининского времени — князь Александр Андреевич Безбородко, статс-секретарь государыни по "принятию челобитен", генерал-майор, а впоследствии и государственный канцлер Российской империи, бывший крупным коллекционером и меценатом. На его средства был основан музей в г. Нежине. Ему принадлежала картинная галерея исключительной ценности, какую, по словам знатоков, едва ли когда удавалось собрать частному лицу. Ныне большая часть картин из коллекции Безбородко находится в Государственном Эрмитаже.
Меценатством и благотворительностью была известна и фамилия Демидовых.
Потомки тульского оружейника Никиты Демидовича Демидова (1656—1725), получившего дворянство при Петре I, славились как своим богатством, так и эксцентричностью поведения.
Так, Никита Акинфиевич, внук Никиты-оружейника, хоть и состоял в переписке с Вольтером, но был жесток и своенравен: иностранцев, не угодивших ему, записывал в крепостные, а изящную француженку, приехавшую на Урал "веселой гостьей", рассердившись, велел выдрать кнутом и выдал замуж за крестьянина.
Брат Никиты Акинфиевича, Прокофий, слыл большим чудаком. Когда в моду вошли очки, Прокофий Акинфиевич надел их не только на слуг, но и на собак и лошадей. А однажды разгневавшись на одну из своих "дочерей, пожелавшую выйти замуж только за дворянина, велел написать на воротах объявление; "У меня есть дочь-дворянка, не желает ли кто на ней жениться?" Проходивший мимо чиновник сделал предложение и в тот же день был обвенчан с несчастной.
Эта дикие выходки сочетались у Демидовых с неслыханной щедростью и настоящим подвижничеством на благо Отечества. Так, Прокофий Демидов дал полтора миллиона рублей на обустройство Петербургского коммерческого училища, больше миллиона рублей — на учреждение воспитательного дома в Москве, более ста тысяч — на народные училища и сто тысяч — на строительство Московского государственного университета.
Племянник Прокофия Демидова, Николай Никитич (1773—1828), долгое время был посланником во Флоренции. Там он собрал великолепную коллекцию живописи от француза Грезе до русского портретиста Матвеева. Эту коллекцию, равно как и собрание древностей из Геркуланума и Помпеи, он привез в Петербург.
Сыновья Николая Демидова, Анатолий и Павел, учредили в Петербурге детскую больницу. Анатолий Николаевич Демидов (1812—1870) тоже был страстным коллекционером и меценатом. По его заказу Карл Брюллов написал известную картину "Последний день Помпеи".
Еще более старинным по происхождению и исключительным по размеру было состояние рода Строгановых, уходящего корнями в глубь допетровской Руси. Первые Строгановы вышли из среды предпринимателей и промышленников Новгорода Великого. Большую известность как покровитель наук, литературы и искусств приобрел екатерининский вельможа — граф Александр Сергеевич Строганов. Он составил галерею картин, собрал дорогие коллекции эстампов, медалей. Но особое внимание Александр Сергеевич Строганов уделял устройству библиотеки, которую по числу находившихся в ней изданий можно было считать одной из первых в то время в Европе. Известный писатель Д. И. Фонвизин и поэт Г. Р. Державин пользовались исключительным покровительством Строганова, поэт И. Ф. Богданович был в числе его ближайших друзей. А поэт Н. И. Гнедич при щедрой материальной поддержке Строганова перевел "Илиаду" Гомера. Строганов был так богат, что Екатерина говорил: "Два человека делают все возможное, чтобы разориться, и не могут: Лев Александрович Нарышкин и граф Александр Сергеевич Строганов". Александр Сергеевич устроил под Петербургом Строгановский сад, открытый для публики, с музыкой, фейерверками и прочими развлечениями. В саду была и доступная для посещения библиотека, которую, однако, пришлось закрыть из-за кражи книг.
Подмосковные имения Кусково и Останкино, принадлежавшие роду Шереметевых, — великолепные памятники архитектуры и очаги культуры, сохранившие свое значение до наших дней. Николай Петрович Шереметев был страстным театралом и имел крепостную актерскую труппу. В 1801 г. он тайно обвенчался с актрисой Прасковьей Ивановной Ковалевой. Она умерла через два года после свадьбы, и по ее завещанию Шереметев основал в Москве странноприимный дом, стоивший ему нескольких миллионов рублей.
Можно вспомнить много замечательных людей, одержимых благородной страстью меценатства. Однако во второй половине XIX в. дворянское покровительство искусству слабеет.
Связано это с тем, что в пореформенное время помещичьи имения разорялись и распадались. Дворянство беднело. Снижался его духовный и культурный уровень, менялись представления о жизненных ценностях.
На сцену все более уверенной поступью выходит новое сословие — торгово-купеческое, класс предпринимателей. В основном это выходцы из крестьянства и городских низов, мелких торговцев. Став меценатами, они привнесли в культуру новые вкусы, новые представления о народности и гражданственности, об истории страны, о назначении искусства и науки.
На первых порах они были, конечно, куда менее образованы по сравнению с дворянским сословием, зато лучше знали потребности людей из народа.
«Медичи» купеческого сословия стали поддерживать национальные течения в искусстве и литературе. Впоследствии купеческие меценаты не уступали в образованности дворянам и проявляли тонкий вкус и обширную эрудицию при оценке произведений новейших направлений в искусстве.
Вот что писал русский певец Федор Иванович Шаляпин в книге воспоминаний "Маска и душа":
"А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевых трактирах, вприкуску пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, голодает, но всегда весел, не ропщет, надеется на будущее. А там глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже первой гильдии".
"Подождите — его старший сынок покупает Гогена, первый в России покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятных еще нам Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусно говорим: «Самодур...» А самодуры тем временем потихоньку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, первоклассные театры, понастроили больниц и приютов на всю Москву».
Кузьма Терентьевич Солдатенков был богатый фабрикант и видный меценат, его имя можно поставить в один ряд с именами П. М. Третьякова, С. И. Мамонтова, П.И. Щукина. Он соединял в себе колоритные черты русского купца с чертами европейски образованного человека. Стремление к европейской культуре и образованности владело Солдатенковым с ранней юности. Он родился и вырос в среде московских староверов, не получил даже начального школьного образования, все молодые годы на положении простого приказчика стоял за прилавком богатого отца, который давал ему медные гроши на карманные расходы.
Систематического образования Солдатенков так и не получил и болезненно ощущал его недостаток всю жизнь, стараясь использовать любую возможность, чтобы восполнить пробелы в своих знаниях. Читать он, однако, выучился рано у начетчиков, по старопечатным раскольничьим текстам, В юности начал собирать книги, интересоваться изобразительным искусством, увлекся театром и не пропускал ни одного спектакля русских и иностранных трупп.
Большую роль в жизни Козьмы Терентьевича сыграло его сближение (в начале 1850-х годов) с членами московского кружка интеллектуалов-западников, руководимого Т. Н. Грановским. Общение с европейски образованными людьми сильно повлияло на взгляды» на образ жизни. Один из биографов Солдатенкова писал: "...скрыто теплившаяся в нем искра любви к науке, литературе и искусствам разгорелась благодаря общений) его с такими светлыми писателями, как Грановский, и из скромного торговца постепенно вырос убежденный деятель в области русского просвещения". Солдатенков поддерживал деньгами Н. Г. Чернышевского в период пребывания его и ссылке и после возвращения из нее. Гонорары, которые Николай Гаврилович получал за свои книги, давали ему средства к существованию. После смерти В. Г. Белинского Солдатенков издал двенадцати томное собрание его сочинений. Гонорар за это издание обеспечил достойную жизнь семье критика. В девяностые годы переводы, заказанные Солдатенковым, поддерживали оставшегося без средств поэта Константина Бальмонта (1867—1942).
Солдатенков раньше П. М. Третьякова стал собирать картины русских художников. Он собрал одну из лучших, крупнейших коллекций русского изобразительного искусства: около двухсот тридцати картин, среди которых большой эскиз картины "Явлений Христа народу" А. Иванова (1806-1858). "Вирсайзия" К. Брюллова, купленная Козьмой Терентьевичем у художника за две тысячи рублей, эскизы картин "Тайная вечеря" и другие, знаменитые работы Айвазовского, Перова, Шишкина.
Следующий наш герой — некоторое исключение из ряда меценатов конца XIX — начала XX в. Ибо он не купец.
31 января 1906 г. в ресторане московской гостиницы "Метрополь" состоялось грандиозное пиршество — обед в честь выхода первого номера журнала "Золотое руно". Вот как вспоминает это событие поэт Андрей Белый (1880— 1934): "...Зала Метрополя огласилась хлопаньем пробок, художники в обнимку с сынками миллионеров сразу перепились среди груд хрусталей и золотоголовых бутылок".
Под «сынками миллионеров» Белый подразумевал купцов-меценатов и прежде всего — редактора-издателя "Золотого руна" Николая Павловича Рябушинского (1876—1951), выходца из известного в России купеческого рода.
Дед Рябушинского, Михаил Яковлевич, — выходец из крестьян. Он в двенадцать лет поступил мальчиком в лавку, а уже через четыре года начал самостоятельную торговую деятельность в холщовом ряду Гостиного двора и записался в третью гильдию московского купечества. Через сорок лет он купил небольшую ткацкую фабрику и оставил после себя капитал в два миллиона рублей. Сын Михаила Яковлевича, Павел Михайлович, и 1887 г. основал "Товарищество мануфактур П. М. Рябушинского с сыновьями". Семеро из восьмерых его сыновей активно участвовали в родительском деле. Лишь один из братьев Николай, отказался пойти по пути родителя. Получив свою долю наследства, он с головой погрузился в мир московской творческой богемы. Николай Рябушинский пытался приобщиться к новой среде, пробуя себя в разных жанрах: писал статьи и рецензии, сочинял музыку и даже издал книжечку лирических стихов под псевдонимом Н.Шинский. Занимался живописью; полотна его, по словам Андрея Белого, "являли собой фейерверки малиново-апельсиновых и винно-желтых огней", Рябушинский был далеко не бездарен, но реализовывал свои способности как-то мимоходом, случайно, по-дилетантски.
Итак, в 1906-м вышел и свет первый номер журнала "Золотое руно". Идея его создания зародилась в кругу московских художников-символистов, с которыми дружил Рябушинский. Журнал должен был печатать произведения даровитых московских литераторов, философов, художников.
По замыслу создателей, журнал должен был стремиться "синтезировать, соединять различные искусства, консолидировать молодые художественные силы под общей идеей— символизма".
Дело было поставлено на широкую ногу: закуплена необыкновенно роскошная бумага, обеспечена прекрасная издательская база, заказаны специальные бланки с эмблемой "Золотого руна" работы художника Е. Е. Лансере.
Название журнала было символичным: все участники издания должны были сплотиться вокруг общего дела, как отважные аргонавты из древнегреческого мифа, Андрей Белый считал, что это название заимствовано из его стихотворения "Золотое руно".
Журнал имел большой формат и печатался в две колонки — на русском и на французском языках. Рябушинский очень заботился о качестве перевода и не останавливался ни перед какими затратами, отыскивая подходящего французского переводчика для работы в "Золотом руне". Он добился своего, хотя и с большим трудом: известный французский критик и поэт А. А. Мерсеро согласился перебраться на постоянное жительство в Москву.
Журнал блистал качеством иллюстраций. Каждая была прикрыта тончайшей, особым способом выделанной шелковой бумагой. Каждый номер подписчикам доставлялся в футляре с золоченым шнуром. Расходы на выпуск журнала были очень велики и разумеется, не окупались.
Каково же было содержание журнала? Он состоял из трех отделов: художественного, литературного и музыкального. Сотрудники художественного отдела пытались достичь гармонического сочетания литературных произведений с их оформлением. Лучшим образцом такого рода гармонии была публикация поэмы К. Бальмонта "Хоровод времен" в последних номерах за 1907 г. Каждая часть поэмы, в которой речь шла о двенадцати месяцах года, сопровождалась соответствующими репродукциями картин Юона, Судейкина, Добужинского, Билибина.
Большой удачей "Золотого руна" была публикация серии портретов знаменитых русских писателей и художников, заказанных Рябушинским самым известным мастерам. Здесь были портреты Бальмонта и Врубеля, выполненные Серовым, Белого — Бакстом, Вяч. Иванова и Блока — Сомовым.
Литературный отдел журнала публиковал произведения авторов-модернистов. На его страницах можно увидеть имена всех самых замечательных поэтов Серебряного века. С конца 1906 г. при журнале открылось небольшое издательство, выпустившее несколько книг близких к "Золотому руну" авторов: рассказы А. Ремизова "Посолонь", сборники стихов Ф. Сологуба "Пламенный круг" и А. Блока "Земля в снегу", повесть Н. П. Рябушинского "Исповедь" (как обычно, пол псевдонимом Н. Шинский).
Музыкальный отдел журнала пропагандировал новое, модернистское течение в музыке. Признанный глава этого течения, создатель "светозвука" А. Скрябин обещал стать постоянным автором "Золотого руна", но не стал им — ведь отдел был по большей части информационным, а участие гения музыки в журналистском процессе — излишним.
В 1909 г. Н. П. Рябушинский разорился. Непомерные расходы, и частности, связанные с 'Золотым руном", подорвали его состояние. Но главная причина была в другом: страстный игрок, он в одну ночь проиграл в карты огромную сумму.
Оставшись без средств, Рябушинский стал лихорадочно собирать деньги, чтобы завершить издание "Золотого руна" за 1909 г. Последние номера подписчики получили в 1910г.
Более полувека продолжалась в старинном городе Ядрине деятельность Таланцевых. Благотворительная деятельность Таланцевых была направлена на наиболее нуждающиеся слои населения уездов. Они содержали Ольгинский приют для детей сирот (приют имени великой княгини Ольги Константиновны), создали приют для инвалидов русско-японской войны в городе Ядрине, финансировали
богадельни и странноприимные дома по всей округе. Таланцевы содержали больницу для рабочих своих заводов в Янибякове и по просьбе общественности, на свои средства построили и оборудовали глазную и хирургическую больницу в Ядрине. До 1918 года эта больница носила имя супруги Николая Михайловича Таланцева - Любови Алексеевны. Немалый вклад внесли представители династии в уездную культуру: при Доме Культуры в селе Янибяково был создан и финансировался театр, спектакли которого славились на всю округу; просвещению народа способствовала частная библиотека Таланцевых с читальным залом и каталогам, насчитывающем около 7 тысяч томов художественной и научной литературы.
Мы вызвали "из тьмы былого" лишь несколько имен.
Об одних говорили более, о других — менее подробно. Да и можно ли хотя бы перечислить всех русских меценатов?
А ведь многими богатствами, которые есть в наших музеях, мы обязаны им: энтузиастам, жертвователям, собирателям,
Только благодаря их вкусу, щедрости и интуиции мы видим сегодня в музейных залах произведения мирового значения!
Где теперь картины, рисунки и гравюры, собранные Алексеем Петровичем Бахрушиным. Где куклы из коллекции Николая Дмитриевича Бартраша (1873-1931)? Где иконы из собрания Григория Григорьевича Гагарина (1810—1893), старопечатные книги Михаила Петровича Погодина (1800— 1875)?
Часть этих коллекций утеряна, часть находится в разных музеях России.
Мы никогда не побываем на спектаклях Московской частной оперы Саввы Ивановича Мамонтова... Что осталось от его начинаний? Слава русской культуры, величие нашей страны.
Какие внутренние побуждения заставляли богатого человека жертвовать частью своего состоящая во имя искусства? Для одних меценатство было модой, веянием времени, для других 4— средством против душевного разлада, способом жить или, по крайней мере, умереть! в согласии со своей совестью, третьи бескорыстно любили искусство, четвертом доставляло великое удовольствие общество известных художников, пятые любили наблюдать "прогресс искусства" и стремились внести свой собственный вклад в развитие дарований.
Мы все верили тогда в непрерывное развитие искусства так же, как и в технический прогресс, и были уверены, что счастье человечества зависит в какой-то мере от того и другого.
Были, несомненно, и корыстные причины: честолюбие, стремление заслужить милость двора, жажда почестей и наград, льгот и привилегий, имело значение и налоговое законодательство, поощрявшее меценатство. И все же корыстные мотивы не были главными, не они определили размах этого благородного движения.
Деятельность на благо Отечества воспитывала и формировала класс русских предпринимателей как людей мыслящих, просвещенных, осознающих свою личную ответственность за судьбу страны.
Память об умелых предпринимателях и меценатах живут до сих пор.